Дети, деньги и свобода… Ваше мнение? По страницам одной книги

 Друзья мои, на меня большое впечатление произвела книга Р. Пилчер «Собиратели ракушек», которую я прочитала недавно. И некоторые моменты в содержании меня просто потрясли. Обращаюсь к вам! Что, по- вашему, важнее с точки зрения родителей: отдать все финансы и средства детям, а потом полагаться на их порядочность и ждать старости? Или имея деньги на старость, сохранять самостоятельность и свободу и не обременять детей своим старением?

Расскажу кратко суть ситуации.

Главной героиней романа можно назвать Пенелопу, дочь художника Лоренса Стерна. В начале книги ей 64 года, она возвращается в свой дом после больницы, откуда сбежала после инфаркта, несмотря на предупреждения врачей. К концу книги ей не намного больше...

А "Собиратели ракушек" - это картина Лоренса Стерна, единственная полноценная картина, оставшаяся в семье. И именно вокруг этой последней картины, ценность которой резко возросла в 80-е годы из-за вернувшейся моды на искусство викторианской эпохи, и разворачиваются страсти. С одной стороны, семья может существенно поправить свое финансовое положение, а из троих детей Пенелопы только средняя дочь может назвать себя состоятельной - и состоявшейся. А с другой... почему семейная реликвия должна бесследно исчезнуть в частной коллекции какого-нибудь заморского богатея, вместо того чтобы вернуться туда, где она была создана, - в музей Корнуолла?

И здесь встают важные вопросы. О выборе и ответственности. О самореализации и праве распоряжаться своей жизнью. Об умении подчинять себе других людей и... о любви.

Понимаю, что многие не читали эту книгу. Поэтому я взяла на себя смелость взять отрывок ( всего несколько страниц текста). Пожалуйста, прочитайте!

 

 

«В пылу спора она не подумала, что говорит, и тут же пожалела о своих словах. Ноэль вцепился в них, как кошка в мышь.

— Ничего ценного? А картины деда? Ты слишком беззаботна и никак не хочешь этого понять, сколько я тебе ни твержу. В доме нет сигнализации, дверь ты никогда не запираешь, и, готов поручиться, имущество ты застраховала не на полную стоимость. Нэнси права. Ты наняла себе в садовники какого-то чудака! Мы ведь ничего о нем не знаем, а даже если бы и знали, просто безумие с твоей стороны не принять мер предосторожности. Ты должна продать картины либо перестраховать их, короче — сделать что-нибудь!

— Мне кажется, ты хочешь, чтобы я их именно продала. Не так ли?

— Не кипятись, ма. Подумай спокойно. Не «Собирателей», ни в коем случае, но скажи, зачем тебе хранить панно? Сейчас они в большой цене, и не забывай, рынок — дело капризное. Оцени эти никому не нужные панно и выстави их на продажу.

Пенелопа, которая стояла на протяжении всего этого разговора, опустилась на стул. Она поставила локоть на стол и подперла лоб рукой.

Немного погодя она спросила:

— А твое мнение, Нэнси?

— Мое?

— Да, твое. Что ты думаешь по поводу моих картин, страховки и вообще о моей личной жизни?

Нэнси закусила губу, затем сделала глубокий вдох и начала говорить. Голос ее звучал отчетливо и звонко, как будто она держала речь на собрании женского клуба.

— Я думаю… я думаю, Ноэль прав. Джордж тоже считает, что ты должна изменить страховку. Он сказал мне об этом, когда прочитал в газете, за сколько ушла картина «У источника». Естественно, платить по страховке тебе придется больше. И страховая компания может настоять на более надежной охране. В конце концов, они заботятся о вкладах клиента.

— У меня такое впечатление, что ты либо слово в слово цитируешь Джорджа, либо зачитываешь какое-то маловразумительное пособие. А собственные соображения у тебя имеются? Что ты сама думаешь?

— Да, имеются, — сказала Нэнси своим обычным голосом. — Я считаю, что ты должна продать панно.

— И выручить полмиллиона? Так, что ли?

Нэнси постаралась, чтобы ответ ее прозвучал без нажима, как предположение. Она и не надеялась на такой удачный поворот: разговор пошел без обиняков, они сразу перешли к делу.

— Может быть, и полмиллиона, кто знает.

— И что дальше? Что я должна сделать с деньгами потом?

Пенелопа бросила взгляд на Ноэля. Тот пожал плечами. Ответ он продумал заранее.

— Деньги, отданные при жизни, вдвойне дороже тех, что остаются после смерти.

— Другими словами — ты хочешь получить их сейчас.

— Я этого не сказал, ма. Просто размышляю. Но подумай сама: сидеть на таком богатстве, ничего не предпринимая, равносильно тому, чтобы просто отдать все государству.

— И поэтому ты думаешь, что лучше отдать все тебе?

— У тебя трое детей. Ты можешь отдать какую-то сумму нам, поделив ее на три части. И оставить что-то себе, чтобы получать удовольствие от жизни. Ты ведь всегда была стеснена в средствах, не могла позволить себе ничего лишнего. Когда-то ты много ездила с родителями. Теперь ты снова сможешь путешествовать. Поезжай во Флоренцию, во Францию.

— А что же вы будете делать со столь милыми вашим сердцам деньгами?

— Нэнси, думаю, потратит их на детей. Я вложу в дело.

— В какое дело?

— В собственное… Быть может, займусь продажей сырья — тут открываются большие возможности…

Копия своего отца! Недоволен своей судьбой, завидует другим, меркантилен, амбициозен, уверен, что все у него в долгу, и никто его не переубедит в обратном. Амброз говорил бы с ней точно так же, и именно это вывело Пенелопу из себя.

— Продажей сырья! — Она не скрывала презрения. — Ты просто не в своем уме! С таким же успехом можно поставить весь свой капитал на какую-то лошадку или проиграть его в рулетку. Ни стыда ни совести у тебя нет, Ноэль! Иной раз я просто прихожу в отчаяние! Ты вызываешь у меня отвращение. — Ноэль открыл было рот, чтобы защититься, но Пенелопа повысила голос: — Хочешь знать мое мнение? Я думаю, тебе наплевать, что случится со мной, с моим домом, с картинами моего отца. Ты заботишься о себе одном, и в голове у тебя одна только мысль: как бы поскорее и без особых хлопот отхватить побольше денег. — Ноэль стиснул зубы, лицо у него застыло, он побледнел. — Я не продала панно до сих пор, а может, и никогда не продам, но, если все-таки сделаю это, все деньги я оставлю себе, потому что они — мои, и я могу распорядиться ими, как мне заблагорассудится, а самый большой дар, который могут принести родители своим детям, — это их, родителей, самостоятельность. Что же касается тебя, Нэнси, и твоих детей, то я считаю, что вы с Джорджем отправили их в непомерно дорогие школы. Чем делать из них вундеркиндов, лучше бы учили их хорошим манерам, может, тогда они стали бы более приятными людьми.

Со скоростью, поразившей ее саму, Нэнси бросилась на защиту своих отпрысков:

— Я попросила бы тебя не критиковать моих детей!

— Давно пора кому-то это сделать.

— Но только не тебе! Ты не имеешь на это никакого права — тебя они никогда не интересовали. Для тебя гораздо важнее твои более чем странные друзья и твой жалкий сад! У тебя, видимо, и желания не возникает повидать своих внуков. Ты вообще не бываешь у нас, сколько я тебя ни зову…

На сей раз взорвался Ноэль:

— Замолчи, Нэнси! При чем тут твои дети? Разговор идет не о них. Мы просто обсуждаем…

— Очень даже при чем. Они — новое поколение, за ними будущее…

— О боже!..

— …они больше заслуживают финансовой поддержки, чем твои дурацкие прожекты. Мама права: ты пустишь все на ветер, проиграешь…

— Кто бы говорил! Нет, это просто смешно! Ты ведь и мнения-то собственного не имеешь, уж не говоря о том, что ровно ни в чем не разбираешься…

Нэнси вскочила со стула:

— С меня довольно! Я не позволю, чтобы меня оскорбляли. Я немедленно уезжаю домой!

— И правильно сделаешь, — сказала мать. — По-моему, вам обоим пора отправляться по домам. Жаль, что здесь нет Оливии — она сумела бы вам ответить. Вам обоим. Впрочем, я уверена, что при ней вы и не осмелились бы затеять этот постыдный разговор. Ну что же вы медлите? — Она тоже поднялась на ноги. — Вы ведь не устаете повторять, какие вы занятые люди. Вряд ли вам стоит тратить время на бесполезные пререкания. А я пойду мыть посуду.

Ноэль успел пустить последнюю стрелу в адрес сестры:

— Нэнси поможет тебе, ма. Она так любит мыть посуду!..

— Я уже сказала: с меня довольно! — отрезала Нэнси. — Я уезжаю. А что касается мытья посуды, то маме вовсе не обязательно этим заниматься. Вернется Антония и все вымоет. По-моему, это входит в ее обязанности.

Пенелопа с подносом в руках застыла в дверях. Она повернулась и посмотрела на дочь. В ее темных глазах читалось такое презрение, что Нэнси стало не по себе. Похоже, она зашла слишком далеко.

Но мать не запустила в нее подносом с чашками. Не повышая голоса, она сказала:

— Нет, Нэнси, это не входит в ее обязанности. Она — мой друг. И гостья.

Пенелопа ушла. Вскоре Ноэль и Нэнси услышали звук льющейся из крана воды и позвякивание чашек. Они молчали. Тишину нарушало лишь жужжание большой синей мухи, которая, видно, решила, что уже наступило лето, и выползла из своего зимнего укрытия. Нэнси надела жакет. Застегивая пуговицы, она подняла голову и посмотрела на Ноэля. Их глаза встретились. Он тоже поднялся на ноги.

— Ну вот, — спокойным голосом сказал он, — ты устроила отвратительный скандал.

— Это ты устроил скандал! — огрызнулась Нэнси.

Он оставил ее и пошел наверх собирать вещи. Нэнси ждала его возвращения. Ей нужно было успокоиться, прийти в себя. Она не позволит себя унижать! Она причесалась, напудрилась, намазала губы. На самом-то деле она очень расстроилась и мечтала поскорее отправиться домой, но не решалась уехать, не попрощавшись с матерью. Та всегда к ней несправедлива, и Нэнси твердо решила не приносить никаких извинений. Да, собственно, за что ей извиняться? Это мать наговорила ей бог знает чего.

Услышав, что Ноэль спускается вниз, Нэнси захлопнула пудреницу, бросила ее в сумочку и пошла через кухню к выходу. Из крана по-прежнему лилась вода. Пенелопа, стоя к ним спиной, скребла кастрюли.

— Мы отправляемся, — сказал Ноэль.

Мать оставила кастрюли, отряхнула руки и повернулась к ним. Спокойная, полная достоинства, пусть и в фартуке, только лицо раскраснелось. Ее вспышки никогда не длились больше нескольких минут, это Нэнси помнила хорошо. Пенелопа никогда не таила зла, не дулась. Она даже улыбнулась им; какой-то полуулыбкой, словно жалея, но все же улыбнулась.

— Спасибо, что навестили меня, — сказала она, и голос ее звучал вполне искренне. — А тебе, Ноэль, спасибо еще и за чердак, работка была не из легких.

— Не стоит благодарности.

Пенелопа вытерла руки о полотенце, и Ноэль с Нэнси вышли через парадную дверь на площадку, где стояли машины. Ноэль положил чемоданчик в багажник, сел за руль и, махнув рукой, выехал за ворота. Он не сказал «до свидания» ни матери, ни сестре, но ни та ни другая словно этого и не заметили.

Страница 167 из 333

 

Пенелопа расстроилась, что позволила им испортить ей настроение. Она почувствовала, как к щекам прилила кровь и запрыгало в груди сердце, и, сбавив шаг, сделала несколько глубоких вдохов. Не надо расстраиваться, не надо обращать на них внимания. Ее дети стали взрослыми, а ведут себя по-прежнему как маленькие. Ноэль ни о ком, кроме себя, не думает, Нэнси стала обычной самодовольной снобкой средних лет. Никто из ее детей, даже Оливия, не хочет поехать с ней в Корнуолл. Ну и пусть!

Как же так получилось? Что произошло с ее детьми? Она их родила, вырастила, дала им образование, заботилась о них. Может быть, ее вина в том, что она ничего от них не требовала? Но после войны, в Лондоне, ей так трудно жилось, что она научилась рассчитывать только на себя. Ведь рядом не было ни родителей, ни старых друзей, которые могли бы ее поддержать, только Амброз и его мать, но Пенелопа очень скоро поняла, что обращаться к ним бесполезно. Она была одна — и это относилось ко всем сторонам ее жизни, — совсем одна, и ей приходилось полагаться лишь на собственные силы.

Вот и продолжай полагаться только на себя, сказала себе Пенелопа. Как прежде. Пусть это будет твоим девизом, пусть проведет через любые испытания, которые еще может обрушить на тебя судьба. Будь такой, какая ты есть. Независимой. Сама принимай решения, сама определяй, как тебе прожить остаток жизни. И не нужно никакой помощи от детей. Ты знаешь все их недостатки, все изъяны и все равно любишь их, но не хочешь зависеть от них.

Не приведи господь!»

Итак, сын настаивает:

— Деньги, отданные при жизни, вдвойне дороже тех, что остаются после смерти.

А Пенелопа считает:

- Самый большой дар, который родители могут принести своим детям, это их, родителей, самостоятельность. Так она сказала Ноэлю и Нэнси, и это сущая правда. Обеспеченность – это свобода, а свобода – самое ценное в жизни.

Кто прав? Выскажите своё мнение!

Полный текст книги читайте https://kngnator.com/reader/sobirateli-rakusek?page=167&exists_bookmark=false